Подчеркивая необходимость в ясности мышления, Сангхаракшита размышляет о вере, концептуальном мышлении и совершенном видении. Интервью для журнала «Dharma Life».

Dharma Life: Иногда мудрость рассматривается как что-то существующее превыше слов и верований, но вы подчеркиваете важность рассмотрения верований в свете буддийских учений и развития того, что в буддизме называется «правильным воззрением». Это достаточно непопулярный акцент. Почему вы его делаете?

Сангхаракшита: Я подчеркиваю важность рассмотрения воззрений человека, потому что в современном мире главенствуют неправильные воззрения различных видов. Если вы всерьез придерживаетесь неверных воззрений, если ваши поступки основаны на них, тогда, согласно буддийскому учению, невозможно ни следовать по духовному пути, ни достичь Просветления. Правильное воззрение, таким образом, рассматривается как абсолютно необходимое в буддизме, понимать ли его в контексте значения Четырех благородных истин или в любой другой традиционной формулировке буддийского учения. Все они являются различными концептуальными выражениями одного и того же духовного постижения и подходят для формирования концептуального содержания, так сказать, Правильного Воззрения.

DL: Мне интересны представления, которым учит буддизм и которые буддисты пытаются понять, и понимание, стоящее за ними.

С: Иногда я использую термин Правильное Воззрение, иногда я говорю о Совершенном Видении, и различие между двумя этими понятиями очень важно. Совершенное видение часто объясняется в буддийских текстах в значении полного постижения Четырех благородных истин. Это не просто теоретическое или интеллектуальное понимание, но действительное проникновение в то, что относится к учению об Истинах. Это освобождающий духовный опыт. Человек, обретя такой опыт Совершенного Видения, стремится передать это другим в концептуальных понятиях, и один из способов, которыми он может это выразить, являются слова: Я увидел Четыре благородные истины. Другими словами, содержание этого освобождающего опыта находит выражение в терминах этой определенной формулировки. Другой человек, услышав это объяснение Истин, может понять их концептуально и таким образом обрести Правильное Воззрение. Но он понимает их только теоретически, без получения глубокого, всеобъемлющего опытного постижения, такого, какое было, к примеру, у Будды. Он просто понимает Истины. Поэтому, говоря о полном постижении Будды, я называю его понимание Совершенным Видением, когда же это только или главным образом теоретическое понимание непросветленного ученика, я называю это Правильным Воззрением. Правильное Воззрение важно потому, что только на его основе человек, практикующий Дхарму, приходит к постижению Совершенного Видения.

DL: Есть ли опасность, что подчеркивание необходимости Правильного Воззрения приведет к буквальному пониманию или догматизму, что упор на идеи может использоваться на пути прямой практики и опыта?

С: Некоторые люди полагают, что настойчивость в исправлении определенных взглядов приводит к «догматичности», но я думаю, что это слово употребляется неправильно. Правильное Воззрение, как очевидно из Совершенного Воззрения, - вопрос теоретического понимания, и в отношении теоретического понимания любого духовного учения всегда есть опасность буквального восприятия. Кажется, что у человеческого ума есть неразрушимая тенденция к скатыванию в буквальность, сколько бы не предупреждали об опасности такого понимания. Поэтому – да, безусловно, есть возможность, что учения, которые являются концептуальным выражением духовного опыта Будды, такие, как Четыре благородные истины, могут быть восприняты буквально, но это нельзя использовать в качестве аргумента против подчеркивания необходимости Правильного Воззрения. Упор на важность Правильного Воззрения означает привлечение внимания к тому факту, что без Правильного Воззрения нельзя достичь Совершенного Видения, и к тому, что неверные воззрения, следовательно, вне всякого сомнения, опасны. Если необходимость Правильного Воззрения подчеркивается подобным образом, оно рассматривается как средство достижения цели; такой подход не приведет к буквальному пониманию.

DL: Говоря о правильном и неверном воззрении, приходится затрагивать вопрос авторитетности. Кто определяет, что верно, и на какой основе? Каковы ваши собственные полномочия давать такие оценки, особенно в отношении ваших учеников?

С: Для меня, как буддиста, Совершенным Видением обладал Будда, и он дает выражение этого Видения в рамках Правильного Воззрения. Это абсолютный авторитет Будды. Я определяю Правильное Воззрение в первую очередь на основе буддийских писаний, особенно тех, которые, насколько мы можем понять, наиболее близки по времени к жизни самого Будды или с наибольшей вероятностью отражают то, чему на самом деле учил Будда. Затем нам необходимо использовать свое собственное понимание этих учений. Нам также нужно использовать свой личный опыт, каким бы он ни был, будь то духовный опыт определенной степени, или более светский.

По моему мнению, ни один буддийский учитель, будь то на Востоке или на Западе, не имеет право на что-то большее. Я не согласен с мнением, принятым, по крайней мере, некоторыми тибетскими буддистами, что всей полнотой авторитетности обладает лама и что вам необходимо принять за истину все, что бы он ни сказал. Такая жертва в пользу индивидуального суждения находится в противоречии с духом Дхармы и собственными словами Будды в том виде, в каком они до нас дошли.

Что касается моих собственных учеников, я просто применяю эти принципы. Я в некоторой мере изучил буддийские писания, я попытался применить эти учения на практике, у меня есть некоторый опыт духовной жизни и взаимодействия с людьми. В этой мере у меня есть некоторый «авторитет», чтобы судить о том, какие воззрения верны или неверны. Я не могу навязывать мои выводы (и не хочу этого делать), но те люди, которые доверяют мне, особенно те, которые называют себя моими учениками, по крайней мере, тщательно обдумывают те заключения, к которым я пришел.

DL: О мудрости в буддизме говорят по-разному. Иногда она оценивается как цель, которая находится далеко впереди и которой мы стремимся достичь; иногда стать мудрым кажется вопросом пробуждения чего-то внутри нас, чего-то, что мы уже знаем. Используя термины теологии, можно назвать это трансцендентным и имманентным подходом к Мудрости. Каков ваш собственный подход?

С: Действительно, о Мудрости говорят в различных терминах, и буддийская традиция содержит примеры и имманентного, и трансцендентного подходов. Например, Будда учит нас, что Дхарма глубока и неуловима, и это может рассматриваться как описание в терминах имманентности. Мой собственный подход вырастает из понимания природы и структуры буддийского пути. В самом широком смысле Путь трехчастен: он состоит из этики, медитации и мудрости. Медитация стоит выше этики, а Мудрость – выше медитации, а Просветление, в свою очередь, выше мудрости.

Таким образом, это путь восхождения, где ступени не просто случайны, как отрывки дороги, но подобны пути на вершину горы. На каждом этапе вы идете не дальше, но выше, и, безусловно, последняя ступень рассматривается как высочайшая из всех. Здесь каждая ступень превосходит предыдущую, хотя одновременно и включает ее. Это путь непрекращающегося восхождения и, так как путник и есть путь, непрекращающегося самопревосхождения. Цель, таким образом, может рассматриваться как трансцендентальная – в том значении, что она превосходит все остальное, в особенности предыдущие ступени.

DL: Говоря о Трансцендентальности, нет ли опасности, что мы превратим ее в некую вещь или место?

С: Что ж, существует опасность конкретизации любого абстрактного существительного. Нужно просто осознавать это; нельзя обойтись без употребления таких терминов. Но из контекста должно быть ясно, что конкретизации на самом деле не происходит, и поэтому сказанное не нужно принимать буквально. Если кто-то говорит о Дхарме, он не сможет избежать использования абстрактных терминов. Более того, не стоит также забывать, что буддийская традиция говорит о Нирвана-дхату или Сфере Нирваны. Нирвана – это не только состояние ума, так сказать, но и объективно существующая реальность, которую постигается интуитивно с помощью мудрости. Поэтому не стоит отвергать слова, такие как трансцендентность, с такой готовностью. Нужно просто осознавать, что у любого языка есть свои ограничения и, возможно, использовать подобные имена скорее «поэтически», чем в строго метафизическом или онтологическом смысле.

DL: Как вы считаете, почему столь многие западные буддийские учителя уделяют большое внимание имманентности?

С: Можно насчитать две или три сотни западных буддийских учителей, и, насколько мне известно, никакого исследования по поводу их взглядов относительно этого предмета не проводилось. Но я бы сказал, что, если они не подчеркивают трансцендентную природу Пути, вряд ли они могут называться буддийскими учителями. Не то чтобы в буддийских учениях не упоминалось об имманентности. Даже в писаниях Палийского канона есть два упоминания о том, что ум по своей природе чист. На более позднем этапе развития буддизма появляется доктрина Татхагатагарбхи, согласно которой природа Будды изначально присуща каждому существу. Некоторые буддийские учителя на Западе подчеркивают имманентность в этом смысле. Но это довольно опасно.

Если людям говорят, что у них есть природа Будды, они почти неизбежно подумают, что это что-то, добавленное к их личному эго, что-то, чем они владеют, и это неправильное понимание может заставить их уйти от любых реальных усилий в направлении Просветления. Нельзя сказать, что нет никаких оправданий для использования понятия имманентности в философском смысле, но с чисто практической точки зрения так поступать глупо.

Действительно, понятие имманентности более популярно, причина этого очевидна. Людям нравится, когда им говорят, что они Будды: это им льстит. Возможно, это внушает им мысль, что им предстоит работать не слишком много. Им нужно только сесть и подумать, потому что в их случае это просто вопрос осознания того, что они уже просветлены.

DL: Подобным образом подчеркивается важность пребывания в настоящем. Некоторые практики Дзэн стремятся рассматривать всю жизнь в целом в таком ключе.

С: Они могут делать это, когда они медитируют, но как они оказались на этой подушке? В некоторые моменты дня им приходится остановить в свое «пребывание в настоящем» и начать думать о таких простых вещах, как, к примеру, о том, чтобы добраться до машины и отправиться в дзэндо. Глупо говорить только о пребывании в настоящем моменте все время подобным образом. Поступки вызывают последствия, и это принцип относится одновременно и к прошлому, и к будущему, а это значит, что нам приходится думать о них время от времени, нравится нам это или нет.

DL: Та же проблема возникает и в случае метафор, используемых для духовных путей. Pазные учителя, возможно, под влиянием западной психологии, предлагают исследовать глубины ума. Вы подчеркиваете восхождение к высотам духовной жизни. Что стоит за этими словами?

С: Сам буддизм уделяет внимание скорее высотам, чем глубинам, в том смысле, что он подчеркивает необходимость подняться с более низкой на более высокую ступень этического и духовного развития. Если человек действительно является буддистом, он будет подчеркивать восходящее движение пути. Подчеркивать глубину значит только то, что мы спускаемся в противоположном направлении, иначе говоря, от мастерства опыта к его отсутствию. В буддизме не говорят о духовном пути, который идет «вниз». В Саллекха сутте Будда говорит:

Точно также как все нездоровые состояния ведут вниз и полезные состояния ведут наверх, также и у человека, склонного к жестокости, есть милосердие, чтобы вести его наверх. У человека, склонного к убийству живых существ, должно быть воздержание от убийства живых существ, чтобы вести его наверх. У человека, склонного к присвоению чужого, должно быть воздержание от присвоения чужого, чтобы вести его наверх.

Можно говорить об определенных низких состояниях ума, но в буддизме такие состояния считаются препятствиями. Если у человека в буддийском контексте возникает понимание о пути как об идущем со ступени на ступень в восходящем направлении, тогда спуск, очевидно, представляет собой перемещение с относительно высокой на относительно низкую ступень этического и духовного развития, а это прямая противоположность буддийской жизни. Поэтому глупо использовать понятия спуска в бессознательное в этом отношении; стоит использовать традиционный буддийский язык и говорить о преодолении препятствий. Очевидно, что вы сознаете их, по крайней мере до определенной степени, в другом случае вы были бы неспособны преодолеть их.

DL: Когда люди говорят скорее об исследовании своих глубин, чем о поднятии до определенных высот, часто они относят сказанное к тяжелым, болезненным аспектам реальности. Не уместны ли такие высказывания с этой точки зрения?

С: Безусловно, нам приходится встречаться с тяжелыми, приносящими страдание вещами. Если мы вынуждены смотреть на свои слабости или даже на бедствия, происходящие вокруг, это может оказаться тяжелым и мучительным. Но в этом случае нам приходится говорить не о спуске в глубины в психологическом смысле, и это частное использование понятий высот и глубин несовместимо с их традиционным использованием в буддизме. Более того, не стоит забывать, что и в самой глубинной психологии это просто метафора. Следовательно, нужно быть осторожным и не принимать ее буквально или противопоставлять «спуск вниз» глубинной психологии «подъему» совсем иного порядка.

DL: Почему эти рассуждения о высотах в особенности важны для вас?

С: Когда кто-то говорит «выше», на самом деле это означает «большей ценности». Концепция Пути неотделима от понятия о ценностях. Следуя по Пути, вы чувствуете, как идете от чего-то, что имеет меньшую ценность, к чему-то, что имеет большую.

DL: Насколько важен этот спор вокруг метафор, которые мы используем для описания и даже понимания духовной жизни?

С: Слова – это только слова. Даже когда кто-то говорит о буддийском Пути, это просто фигура речи. Но это очень полезная фигура речи, та, которая является центром буддизма. Если вы воспримете это понятие слишком буквально, вы подумаете, что, перейдя на следующую ступень, вы оставляете позади предыдущую. Но это значит переносить то, что справедливо для Пути в буквальном смысле, к Пути в метафорическом смысле. Мы не можем не говорить метафорами, но мы должны осознавать, что мы говорим ими. Метафорический язык не только полезен, он необходим.

Эта статья была впервые опубликована в Dharma Life, журнал N° 10.